Саботаж

До ройзенмановской чистки работа в кружках изучения немецкого языка шла относительно сносно.
Еще Олигер в свое время пригласила нескольких добросовестных учителей-немцев, которые оплачивались самими учениками.
Время от времени происходили испытания, после чего некоторые сотрудники от дальнейшего изучения языка освобождались.
Большинство их приезжало в Берлин с известным знанием языка, считая даже таких лоботрясов, как, например, Житков, который все же хоть читать по-немецки как-то умел.

Но после чистки началось нечто невообразимое.
В торгпредство стали прибывать из Москвы сплошные выдвиженцы.
Говорили, что Сталин решил «русифицировать» внешторговский аппарат.
А так как в самом Нарксмвнешторге все еще царствовали Розенгольц, Розенблюм, Розенфельд, Розенбаум и прочие, то они стали слать самых неспособных, самых простых, самых бестолковых, но русских людей.

Можно сказать, что 1930-й год был во внешней торговле годом выдвиженчества.
Что из этого вышло и какие конечные убытки понесла советская внешняя торговля — об этом знают лишь секретные  архивы Наркомвнешторга, да ГПУ. Это были странные и сумбурные месяцы.

Ежедневно открывалась дверь в мою комнатенку под чердаком, и вваливались по двое, по трое, по четверо каких-то новых
людей, в кепках, сдвинутых на затылок, в бесформенных советских «польтах».

— Товарищ, как мы из Москвы приехали, хотели бы, значит… того... на немецкий записаться.

— А вы на постоянную работу приехали?

— Известно, на постоянную. Как бы так, чтобы мы месяца в три научились по-немецки говорить?

— А вы в Москве немецкий изучали?

— Я нет, а вон Мишка курсы посещал. Слышь, Мишка, ты ведь на курсах был?

— Да какие там курсы, походил две недели, а потом отправили в командировку, где тут научиться.

У меня опускались руки. С одной стороны, мне было жаль этих своих, родных по крови, русских людей.
Чем меньше человек образован, чем меньше он знает — тем меньше он виноват в большевизме.
Ибо его-то уж так легко обмануть самыми, элементарными демагогическими приемами.
А с другой стороны, как научить такого Мишку в три месяца читать, писать и говорить на совершенно незнакомом, да еще таком трудном языке, как немецкий?

Записывала всех этих Мишек, Сенек и Степок в кружки.
Но ровно через две недели оказывалось, что данным учителем они недовольны, что от него они ничему научиться не могут,
что они просят перевести их к другому. От другого они переходили к третьему, а потом...
потом назначились экзамены, причем комячейка заранее составляла списки тех, кто по каким-либо причинам казался ей  неподходящим, и жертвы эти неминуемо на экзамене проваливались.

Законы же тем временем сыпались из Москвы драконовские: кто в течение трех месяцев не овладеет немецким языком в степени достаточной для того, чтобы вести переговоры с фирмами и оформлять заказы, подлежит обратному откомандированию в СССР.
Так и проходил этот сумасшедший год в вечной смене персонала и в неслыханном выбрасывании на ветер российских народных денежек.

В Отделе Кадров заведующие тоже долго не засиживались. Как я уже писала, "Сергеева" и Иоффе сменил "Евгеньев",
потом Евгеньев слетел, и на его место прислали совершенно тупого «старого большевика» Охлопкова, причем всем управляли Дора "Гончарова" и Торская, а к началу 1931 года и Гончарова, и Торская уступила место Машкевичу.
Легко себе представить, что при такой чехарде оставалось от других отделов.
Только пух летел. нравится? Это разве страна! Это же сумасшедший дом…

Тамара Солоневич "ТРИ ГОДА В БЕРЛИНСКОМ ТОРГПРЕДСТВЕ"