Многое из интервью Генриха Боровика надо делить на 10, а некоторое- то, что касается семьи и карьеры- на 20
Генриха Боровика с полным правом можно назвать человеком историческим.
Генриха Боровика с полным правом можно назвать человеком историческим.
"Российская газета": При советской власти вы производили впечатление особенно благополучного журналиста - куда хотели, туда и ездили, особенно за границу. Хотя выпускали из страны далеко не каждого - только самых благонадежных...
Генрих Боровик: И со мной всяко бывало. Обычно, я просился в "горячие точки", где пахло порохом, а то и вовсю пылала война: Вьетнам, Китай, Индонезия, Бирма, Чили, Афганистан. Там я побывал в свое время... А вот, например, в конце 50-х началась война на Ближнем Востоке, и меня не пустили. Главному идеологу Суслову не понравилось мое отчество - Авиэзерович. "С таким отчеством, - сказал он, - в гнездо сионизма мы пустить Боровика не можем".
РГ: Поэтому вы стали Аверьяновичем? Помните, один герой в фильме Эльдара Рязанова допрашивал актеров в театре: "Вы по паспорту - кто?"
Боровик: Я - русский, потому что мама у меня русская. Папа - еврей. Но изменить отчество в паспорте я бы никогда себе не позволил. Иное дело в быту - выговорить "Авиэзерович" сложнее, чем "Аверьянович". Поэтому решил: пусть уж так величают, зачем языки ломать. Да и папу моего чаще всего звали попросту - Аверьяном. Хотя Авиэзер - имя библейское. Переводится ободряюще: Бог в помощь!
РГ: Здорово! Но и папа, видимо, со своим именем мучился?
Боровик: В быту его тоже чаще всего звали попросту - Аверьяном. Авиэзер Абрамович был пианистом, дирижером симфонического оркестра, так что имя вполне подходящее... Когда мы переехали в Пятигорск, он стал главным дирижером театра музыкальной комедии. Актрисой там служила и моя мама - Мария Васильевна Матвеева. Их чувства вспыхнули в какой-то совместной антрепризе в 1924 году, и через пять лет на свет появился я. В загсе они почему-то свой брак не регистрировали, сделать это им пришлось только в 1945 году - подошло время мне получать паспорт и получалось, что я "незаконнорожденный". Так что по паспорту я Авиэзерович.
РГ: Но откуда взялась такая деликатесная фамилия - Боровик? Признайтесь, это был ваш псевдоним?
Боровик: Фамилия редкая, но родная. Корни-то у отца белорусские, а мама - из Казани. Сам я родился в Минске. Кстати, в Полесье, есть две деревеньки - Боровики. Их жители почти поголовно носят фамилию Боровик, да и грибов в тех лесах очень много. Как-то в Нью-Йорке, в былые времена, телефонистка, соединяя меня с Москвой, немного исказила фамилию: "Мистер Большевик?" - уточняла. Ну, с ними все ясно было: либо шампиньоны, либо большевики...
РГ: Но отчего же имя у вас такое - небелорусское?
Боровик: А вы вспомните 1929 год - идеи интернационализма будоражили умы!.. Большевики ожидали продолжения мировой революции в Германии, "прогрессивное человечество" просто бредило этим... Я знал одного журналиста по фамилии Рыжиков. Его родители окрестили Адольфом - и натерпелся же бедняжка во время войны! Люди до сих пор живут и с такими, например, именами, как Индустрий, Догнат, Перегнат. Так что я еще неплохо отделался. Во время войны мы с друзьями создали самодеятельный "джаз-банд", ходили по госпиталям, пели песни. Выступали перед ранеными, веселили их джазовыми ритмами. Мое имя фронтовиков не смущало.
РГ: Есть какой-то совет, наказ отца, которому вы следуете по жизни?
Боровик: Папа не был склонен к громким фразам. Но дома у нас висел небольшой плакатик: "Не говори длинно, ибо жизнь коротка!" Я об этом не забываю.
РГ: А еще чему учил вас отец - не международной же журналистике?
Боровик: От журналистики он был, конечно, далек, зато самозабвенно любил музыку. Самым большим для нас развлечением было вместе петь. В комнате отца стояло старое пианино - он потом подарил его нам с Галюшей (Галина Михайловна Боровик ((Финогенова), педагог-историк, редактор отдела культуры на телевидении - супруга Генриха Боровика с 1954 года. - М.С). Папа аккомпанировал, я - пел. Все, что угодно, начиная с арии Демона из одноименной оперы. "Больше всего, - говорил он, - человек должен любить свою семью, заботиться о ней. Быть порядочным. Не совершать зла…" Самые простые истины эти я постарался усвоить на деле.
РГ: Обычно дети, родители которых работают в театре, там же и проводят почти все свое время…
Боровик: Со мной было так же. В театре с моими родителями работали замечательные люди. Например, Махмуд Эсамбаев тогда начинал как балетный танцор и только благодаря театру ему, чеченцу, удалось избежать депортации 1944 года. Мы подружились на всю жизнь. Тут же проклевывался талант и знаменитого впоследствии комика Михаила Водяного…
РГ: Это который Попандопуло из Одессы?
Боровик: Он самый. Когда Водяной уехал в Москву, мне какое-то время даже пришлось исполнять его роли на сцене. Хорошо, что все они за параметры "кушать подано" не выходили.
РГ: А если б вышли, то вы остались бы в театре навсегда?
Боровик: Нет смысла гадать. Школу я окончил с золотой медалью. Знал два языка: английский и немецкий. Конечно, хотелось на мир посмотреть… Поэтому решил поступать в институт международных отношений.
РГ: Разве без "лохматой руки" туда поступают?
Боровик: Но я поступил! Хотя, признаюсь, ГИТИС был запасным вариантом.
Купец велел подумать
РГ: МГИМО - это в высшей степени привилегированное учебное заведение нашей страны как раньше, так и сейчас. А еще институт известен как "альма матер" нашей разведки. Не так ли?
Боровик: Я четко решил: буду журналистом. На пятом курсе, перед дипломом, к нам прибыл "купец" из разведки, беседовал. Я честно сказал, что меня как-то не тянет… "Купец" велел "хорошенько подумать", обещал вскоре наведаться, но пронесло.
РГ: А потом - что?
Боровик: Практика в "Комсомолке". Это 1951- 52 годы. И холодное лето было - как-то это запомнилось.
РГ: О чем была ваша первая заметка в газете - не припомните?
Боровик: Боюсь, что в "КП" я так ничего ни разу и не напечатал. Материалы собирал, проверял, правил, дежурил... А чтобы самому что-то серьезное написать - просто не успел. Тогда Боря Стрельников, будущий собкор "Правды" в США, работал в международном отделе и предложил послать на меня заявку в ЦК - чтобы я в штате работал. Но мои анкетные данные каких-то начальников не устроили. Пошел в отдел кадров, там опустили глаза и развели руками: "Нам ЦК не утвердило расширение штатов". Я к Стрельникову: как же так, Боря? Он вспыхнул, куда-то помчался, а минут через десять вернулся и говорит: "Я ничего не могу поделать". А у меня ведь и "красный диплом" был, и рекомендация в аспирантуру - ничего не помогло. Оказывается, дед мой был расстрелян еще в 31 году, а с такой анкетой в международный отдел "Комсомолки" не брали. Я был в отчаянии.
РГ: Вы не знали про деда?
Боровик: Не знал. И про отца, которого однажды арестовали и не расстреляли только потому, что он был беспартийным - тоже. Разнарядка пришла на партийных, вот мой папа и остался в живых. Промашка вышла.