Оригинал взят у
leninka_ru в Книга на выходные: заклинание бирюзойЕсли у вас до сих пор не топят батареи и очень холодно, остаётся включить обогреватель и воображение. Вот вам для этого книга тёплая и даже жаркая — тревелог очерк о путешествии художника Кузьмы Петрова-Водкина в Самарканд. Иллюстрирован авторскими рисунками тушью. Из наших новых оцифровок. 1923 год.
Так описывают это издание библиофилы (далее цитаты о книге отмечены звёздочкой, в отличие от цитат из книги): В 1921 году Кузьма Сергеевич Петров-Водкин (1878–1939) принял участие и экспедиции в Туркестан, которую организовала Академии истории материальной культуры дли изучении состояния архитектурных и исторических памятников. Удивительный колорит древнего восточного города покорил художника, и из его наблюдений и рисунков и сложилась эта книга*.
Рисунки из книги. Шах-Зинда:
Небо я видел во все часы суток.
Днём оно невероятных разливов от нежностей горизонта до дыры, зияющей в звёзды на зените.
От окружения солнца оно имеет ещё новые разливы до противостоящей солнцу точки.
[Иллюстрации, цитаты, сведения о книге, ссылка на неё и на два других интересных издания]Так описывают это издание библиофилы (далее цитаты о книге отмечены звёздочкой, в отличие от цитат из книги): В 1921 году Кузьма Сергеевич Петров-Водкин (1878–1939) принял участие и экспедиции в Туркестан, которую организовала Академии истории материальной культуры дли изучении состояния архитектурных и исторических памятников. Удивительный колорит древнего восточного города покорил художника, и из его наблюдений и рисунков и сложилась эта книга*.
Рисунки из книги. Шах-Зинда:
Небо я видел во все часы суток.
Днём оно невероятных разливов от нежностей горизонта до дыры, зияющей в звёзды на зените.
От окружения солнца оно имеет ещё новые разливы до противостоящей солнцу точки.
Этот переплёт ультрамарина, сапфира, кобальта огнит почву, скалы, делая ничтожной зеленцу растительности, вконец осеребряя её, получается географический колорит страны в этих двух антиподах неба и почвы.
Это и даёт в Самаркандии ощущение зноя, жара, огня под чашей неба.
Человеку жутко между этими цветовыми полюсами, и восточное творчество разрешило аккорд, создав только здесь и существующий колорит бирюзы.
Он дополнительный с точностью к огню почвы, и он же отводит основную синюю, давая ей выход к смешанности зелёных. Аральское море подсказало художникам эту бирюзу.
Большая дорога:
Иллюстрированные путевые заметки Петрова-Водкина отпечатаны на кремовой мелованной бумаге. Обложка из более плотной шероховатой бумаги также кремового цвета. Для издания художник выполнил тушью (пером и кистью) 22 рисунка: 14 занимают страницу полностью, 7 заставок открывают каждый очерк, завершает текст 1 концовка. Все иллюстрации чёрно-белые, исключение составляет лишь обложка с изображением юноши на фоне среднеазиатского орнамента. Композиционное и шрифтовое решение обложки — выразительный пример авангардной графики.
Мир, нарисованный Петровым-Водкиным словами, — это тоже мир цвета...*
Крыши:
В иллюстрациях же цвет не просто отсутствует — он чужд и неприемлем для Петрова-Водкина. Временами жирный и глубокий, временами тонкий и едва уловимый, но всегда частый, рваный, хаотичный штрих, ломаная, угловатая линия создают в каждом рисунке тревожную экспрессию. Напряжение чувствуется и в статике, и в динамике бытовых, жанровых сцен: вечернее чаепитие, раскуривание кальяна, путешествие на верблюде, на осле, в запряжённой лошадьми арбе, — в пустынном пейзаже с виднеющимися на заднем фоне очертаниями гор, в архитектуре мечетей, мавзолеев и дворцов, в пересекающихся линиях стен, окон, козырьков, городских крыш, увиденных художником в смелых и неожиданных ракурсах. Экспрессия и в то же время иррациональная отстранённость образов сближают иллюстрации «Самаркандии» с ярко проявившимися в живописи Петрова-Водкина традициями иконописного искусства*.
Заставка:
В обычное время сияющий белизной хозяин встречает вас под тенью карагачей. Ковры и подушки драгоценят тёмную листву, отражаются в зеркале водоёма. Душистый чай и лучшие фрукты сада начинают трапезу. Старший сын угощает кальяном.
Дремотный отдых с пилавом и беседою о том, что было: откуда пошли Узбеки и Таджики, как делается кишмиш, когда посажено гранатовое дерево — засыпаешь под журчание слов и арыка.
Солнце обойдёт водоём; перекочуют ковры и подушки; настанет вечер.
Мулла:
Не считая общественных, много праздников семейных. Да и в работе праздник необходим: пьяла чая, затяжка чилима для доброй беседы антрактируют их занятия. В этом вообще типичность всяческого Востока: жизнь — самое главное, формы жизни бесконечно разнообразны — лучшая из них в осознании этих форм, в пребывании самому в безформии. Отсюда добродушно хитрая улыбка Восточного человека на Европейца, изобретающего новые и новые формы и не исчерпывающего, в сущности, ни одной из них до конца.
Первенец:
Из семейных праздников изящны праздники свадебные и трогательны детские.
Первенец отмечается и причёской, и халатом. Бараны и пуды риса, пение и танцы для сотни приглашённых сопутствуют в течении нескольких дней его рождению.
На обрезание тот же праздник. Чинно усевшиеся вдоль кауза, муллы открывают многодневный пир...
Таджик:
Ни зелени садов, ни бирюзы людского гения, не видно отсюда, а вершина ещё не снеговая. Снега рядом — за следующей грядой сияют они.
Не выдерживает масштаба человеческое зодчество пред куполами снежных вершин.
Да и все Искусство не есть ли только репетиция к превращению самого человека в Искусство?
Концовка:
На протяжении лета меняются натюрморты. Урюк и абрикосы, нежные персики, перебиваемые вишнями.
Понемногу тут и там вспыхнут первые гроздья винограда. Впоследствии виноград засиляет всё; самых разных нюансов и форм, он царит долго и настойчиво, пока не ворвутся в него кругляши дыней и арбузов и, наконец, заключительный аккорд золотых винных ягод наполнит лотки и корзины. В лавочках кишмишовый изюм разыграется янтарём к этому времени. Среди всего этого пшеничный цвет узорных, хрустящих по наколам, лепёшек.
Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич (1878–1939). Самаркандия : из путевых набросков 1921 года. — Петербург : Аквилон, 1923 (Гос. тип. им. Ивана Фёдорова). — 49, [2] с., [2] л. ил. : ил.; 28 см.
* Сеславинский, Михаил Вадимович (1964–). Книги для гурманов : библиофильские издания конца XIX – начала XX века : [альбом] / Михаил Сеславинский, Ольга Тараканова. — Москва : Белый город, 2010. — С. 218–220.
** Сартянка — от самоназвания осёдлого населения Средней Азии «сарты».
Можно посмотреть ещё две книги, которые Петров-Водкин написал и проиллюстрировал: Аойя. Приключения Андрюши и Кати в воздухе, под землей и на земле (1914) | Пространство Эвклида (1932)
Это и даёт в Самаркандии ощущение зноя, жара, огня под чашей неба.
Человеку жутко между этими цветовыми полюсами, и восточное творчество разрешило аккорд, создав только здесь и существующий колорит бирюзы.
Он дополнительный с точностью к огню почвы, и он же отводит основную синюю, давая ей выход к смешанности зелёных. Аральское море подсказало художникам эту бирюзу.
Большая дорога:
Иллюстрированные путевые заметки Петрова-Водкина отпечатаны на кремовой мелованной бумаге. Обложка из более плотной шероховатой бумаги также кремового цвета. Для издания художник выполнил тушью (пером и кистью) 22 рисунка: 14 занимают страницу полностью, 7 заставок открывают каждый очерк, завершает текст 1 концовка. Все иллюстрации чёрно-белые, исключение составляет лишь обложка с изображением юноши на фоне среднеазиатского орнамента. Композиционное и шрифтовое решение обложки — выразительный пример авангардной графики.
Мир, нарисованный Петровым-Водкиным словами, — это тоже мир цвета...*
Крыши:
В иллюстрациях же цвет не просто отсутствует — он чужд и неприемлем для Петрова-Водкина. Временами жирный и глубокий, временами тонкий и едва уловимый, но всегда частый, рваный, хаотичный штрих, ломаная, угловатая линия создают в каждом рисунке тревожную экспрессию. Напряжение чувствуется и в статике, и в динамике бытовых, жанровых сцен: вечернее чаепитие, раскуривание кальяна, путешествие на верблюде, на осле, в запряжённой лошадьми арбе, — в пустынном пейзаже с виднеющимися на заднем фоне очертаниями гор, в архитектуре мечетей, мавзолеев и дворцов, в пересекающихся линиях стен, окон, козырьков, городских крыш, увиденных художником в смелых и неожиданных ракурсах. Экспрессия и в то же время иррациональная отстранённость образов сближают иллюстрации «Самаркандии» с ярко проявившимися в живописи Петрова-Водкина традициями иконописного искусства*.
Заставка:
В обычное время сияющий белизной хозяин встречает вас под тенью карагачей. Ковры и подушки драгоценят тёмную листву, отражаются в зеркале водоёма. Душистый чай и лучшие фрукты сада начинают трапезу. Старший сын угощает кальяном.
Дремотный отдых с пилавом и беседою о том, что было: откуда пошли Узбеки и Таджики, как делается кишмиш, когда посажено гранатовое дерево — засыпаешь под журчание слов и арыка.
Солнце обойдёт водоём; перекочуют ковры и подушки; настанет вечер.
Мулла:
Не считая общественных, много праздников семейных. Да и в работе праздник необходим: пьяла чая, затяжка чилима для доброй беседы антрактируют их занятия. В этом вообще типичность всяческого Востока: жизнь — самое главное, формы жизни бесконечно разнообразны — лучшая из них в осознании этих форм, в пребывании самому в безформии. Отсюда добродушно хитрая улыбка Восточного человека на Европейца, изобретающего новые и новые формы и не исчерпывающего, в сущности, ни одной из них до конца.
Первенец:
Из семейных праздников изящны праздники свадебные и трогательны детские.
Первенец отмечается и причёской, и халатом. Бараны и пуды риса, пение и танцы для сотни приглашённых сопутствуют в течении нескольких дней его рождению.
На обрезание тот же праздник. Чинно усевшиеся вдоль кауза, муллы открывают многодневный пир...
Таджик:
Ни зелени садов, ни бирюзы людского гения, не видно отсюда, а вершина ещё не снеговая. Снега рядом — за следующей грядой сияют они.
Не выдерживает масштаба человеческое зодчество пред куполами снежных вершин.
Да и все Искусство не есть ли только репетиция к превращению самого человека в Искусство?
Концовка:
На протяжении лета меняются натюрморты. Урюк и абрикосы, нежные персики, перебиваемые вишнями.
Понемногу тут и там вспыхнут первые гроздья винограда. Впоследствии виноград засиляет всё; самых разных нюансов и форм, он царит долго и настойчиво, пока не ворвутся в него кругляши дыней и арбузов и, наконец, заключительный аккорд золотых винных ягод наполнит лотки и корзины. В лавочках кишмишовый изюм разыграется янтарём к этому времени. Среди всего этого пшеничный цвет узорных, хрустящих по наколам, лепёшек.
Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич (1878–1939). Самаркандия : из путевых набросков 1921 года. — Петербург : Аквилон, 1923 (Гос. тип. им. Ивана Фёдорова). — 49, [2] с., [2] л. ил. : ил.; 28 см.
* Сеславинский, Михаил Вадимович (1964–). Книги для гурманов : библиофильские издания конца XIX – начала XX века : [альбом] / Михаил Сеславинский, Ольга Тараканова. — Москва : Белый город, 2010. — С. 218–220.
** Сартянка — от самоназвания осёдлого населения Средней Азии «сарты».
Можно посмотреть ещё две книги, которые Петров-Водкин написал и проиллюстрировал: Аойя. Приключения Андрюши и Кати в воздухе, под землей и на земле (1914) | Пространство Эвклида (1932)